13 августа — эта дата вот уже четыре года для меня особенная… В этот день не стало моей мамы… Памяти мамы в этом году написался как-то этот рассказ… пока без названия.

Не жалейте никогда о выборе,
который сделали однажды.
Потому что иная реальность,
которая могла бы случиться с вами,
в случае другого решения,
— это всего лишь сон.

— А кто его знает, как могла бы сложиться моя жизнь, не окажись я тогда в этом парке, и не повстречай я того самого… Первого мужа… Говорят, первая любовь не забывается. А была ли она – эта самая первая любовь?! Кто её выдумал вообще – любовь эту. В годы моей юности любви и не было. Ну так, симпатичен он был мне. Опять-таки внимание приятно, хотя, чего скромничать – я ведь всегда с парнями только дружила. Не было у меня подруг-девчонок. Одна была. И та недолго. А пацаны, хочу заметить, куда лучше дружат, чем девки. И чего я, как дура, на этого «запала». Какое такое наваждение нашло на меня. Ведь другой замуж звал, морячок. Как же его звали-то?.. А, не помню уже… А я… Грузина этого пожалела. Мда… Именно что – пожалела… Он ведь так плакался мне, мол, я такой весь из себя никчемный, с женщинами вообще ничего не могу. Ой, а я наивная какая!!! Мне ж всего шестнадцать было – чтоб я там понимала! Ну и что… А то — родила в семнадцать. От того самого, который ничего с женщинами не мог… Он-то, конечно, женился на мне. Всё, как положено. Забрал меня в свою Грузию. А она нужна была мне? Грузия та… Хоспади… Как вспомню — жрать нечего было… Они всё деньги копили… то на машину, то на бизнес… А меня, тогда ещё беременную, никто и за человека не считал. Слава Богу, сына родила. Если бы дочь была, так, думаю, не я бы от них улепётывала через три года, а они бы сразу меня вместе с ребенком упаковали и матери отправили… Хотя, сейчас думаю, — лучше бы отправили… Я бы, наверное, потом уж так не мучилась…

Она была в комнате совершенно одна, мысли бегали в голове одна за другой, выстраивая воспоминания в стройный логичный ряд картинок и звуков. Звуки почему-то время от времени становились тихими, а картинки были то ярче, то бледнее… Иногда в картинках случались «пробелы» — память стирала какие-то особенные – то ли болезненные, то ли никчемные – периоды жизни. Сегодня ей исполнилось пятьдесят два. Вроде бы рано подводить итоги. Но она остро чувствовала, что этот день рождения у неё последний…  Она уже сама не могла понять, хочет ли она ещё пострадать в этой жизни, или уже и так хватила «за себя и за того парня». Внучок вот, жалко, расти без неё будет. Годика ещё внуку нет ведь, хорошенький такой малыш… Эх, если бы не эти страшные боли, которые не дают покоя ни днем, ни ночью. Это гадкое ощущение, что тебя распирают изнутри, ноги-руки не слушаются… Умом да глазами ты бы вот бежала отсюда и до того дома, где продают ароматные плюшки с корицей… Но это только умом. Реальность отзывалась мучением при одном только шевелении ногой или рукой. А уж чтобы перевернуться с боку на бок – ой-ёй-ёй! – прости и пой… Она не очень отдавала себе отчет, как вдруг так получилось, что вот уже почти полгода пролетело, а она почти не выходит на улицу, да и встаёт с дивана только с чьей-либо помощью… Но она знала прекрасно – к чему это всё ведёт… Она просила у мужа своей племянницы, работающего врачом в больнице, специальную таблетку. Муж племянницы делал круглые глаза и не знал, что ответить… Эфтаназия в России запрещена. Помнится, когда-то, лет десять назад, она молила Бога о скорой смерти. Но тогда она и представить не могла, что ещё за испытания ждут её впереди… Только сейчас наступил тот самый апофеоз – когда терпеть и держаться больше нет ни физических, ни душевных сил…

Она прожила обычную жизнь. На первый взгляд. По крайней мере, ей всегда казалось, что она живет нормально. Как все. Ничего выдающегося, ничего особенного. Хотя её медицинская карта говорит об обратном: операции преследовали её одна за другой, начиная с двадцати пяти лет. Ужас какой-то, если так подумать, сколько болезней несло по жизни её тело. Но ещё кошмарнее были сердечные раны, которые не успевали зарубцовываться, как на них ложились всё новые и новые горести и тяготы…

Как там было у Толстого: «Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастливые семьи несчастливы по-разному». А вот фиг вам. Как несчастье каждому отмеряется в разных количествах, так и счастье для каждого тоже своё…

— Не помню, чтобы была счастлива, когда жила с первым мужем… Вообще из того периода мало что помню. Это был какой-то кошмарный сон, который я постаралась поскорее забыть. Стереть из памяти за ненадобностью. Вот только сын с каждым годом всё больше напоминал своего отца, которого я изо всех сил хотела вырвать из жизни. Зато я была счастлива, когда встретила Его. Своего второго мужа. Хотя и тут было не всё гладко. Его родственники не очень-то приняли меня: конечно, мужик здоровый, красивый, работящий, а тут я – да не одна, а с довеском… Кому это понравится. Но всё-таки, в целом, это были прекрасные семнадцать лет… Мда… Семнадцать…

Она посмотрела на часы – половина второго ночи… Когда ж придёт сон-то… В комнатах спали дети: в одной — сын с женой и маленьким внуком, в другой — дочь с гражданским мужем… Ох, уж, эти гражданские мужья… Хоть бы у них там всё сложилось лучше, чем у нас с отцом…

— Многого у нас не было. Но было главное: уважение и доверие. Семейные ужины и так любимые мною выходные завтраки. Когда я могла спать подольше, а он вставал и готовил еду. А потом радостно бродил по нашей полупустой трехкомнатной квартире и будил всю семью. И как я благодарна ему за то, что он усыновил моего сына. Ведь долгое время мало кто знал о том, что брат и сестра родные только по матери… А он… Никогда он не делал различий между сыном и дочкой… Хотя, иногда «цеплял» меня теми двумя, которых я не родила ему до дочери… Ой, а сама-то хороша, конечно… Было во мне такое: когда я его хотела побольнее за живое задеть  – зачем, ну вот зачем это я делала, глупая женщина, – я ему всегда так и говорила: «это потому, что он тебе не родной». Ох, как он психовал!!! Дурища…

Она чуть шевельнулась, пробуя перевернуться, но поняла, что ей это не удастся сделать… Бок затёк, нестерпимо болело под желудком… Позвонить детям, чтобы пришли, помогли… Нет, завтра им на работу, пусть отдыхают, ещё чуть потерплю…

— А через семнадцать лет случилось самое страшное, что только могло случиться с нашей семьей… Доверия не стало. Вместе с ним пропало и уважение… Больно тогда было нестерпимо. Жить не хотелось. Выла целыми днями, как голодный волк на луну, дочка пугалась аж, прибегала среди ночи меня успокаивать… А мне не успокоения хотелось, мне понять нужно было – почему он мне изменил?! Да разве ж он сознается… Кто вообще из мужиков сознается, что изменил? Никто. Потому что трусы они все. И верить им нельзя. Я и дочке тогда так сказала – «Никому не верь, все мужики – козлы!» Нравилось мне это выражение. Я прямо с наслаждением это говорила, как будто бы, если от каждого моего произношения «вффсе-му-жи-ки-ка-а-азз-лыы!» в мире один из мужиков обязательно вдруг отращивал рога и копыта.

— Потом, когда ад в душе чуть поутих, встретился мне ещё один – «каззел». С юмором мужик был, и эту мою позицию не особенно за правду считал. С ним, помню, я как-то даже ожила и расслабилась. Вот только забрал его Бог от меня слишком быстро, я и понять не успела ничего – вот он был, а вот уже лежит в холодной земле, не вернуть, не повернуть…. Вот тогда-то я и решила: сдохнуть мне надо! Нет от меня проку никакого – дети взрослые, дочка, вон, в редакции большой пост занимает, сын с невесткой уживаются… Сколько я могу ещё жизнь коптить…

— Вот бы взять, да перекроить свою жизнь. Начать с нового листа, чтобы не было ничего. Пусть бы мне опять шестнадцать… Интересно, вышла бы я замуж за того морячка или нет… А если бы вышла, где бы мы жили… Сколько детей бы я ему родила…

Она провалилась в густой, яркий, удивительно схожий с реальностью, сон…

Ей снился морячок, он стоял на борту корабля и улыбался, рисовал ей руками сердечки и слал воздушные поцелуи. Она стояла на пристани в светлом ситцевом платьице до колен, и, смеясь, махала ему в ответ… Потом они с морячком шли под ручку до их дома. Как-то было так всё просто… Вот этот  – огромный, выкрашенный в цвет яркой зелени, деревянный дом с белыми ставнями – их. Морячок часто ходил в плавания, а она то провожала его, то встречала на берегу. Сегодня встретила… Ребятишки, а было у них два сына и две дочери, гурьбой высыпали во двор, встречая отца… Картинка немного задрожала, как будто кто-то помыл окно снаружи, и мыльная пена оседает, стекая, вниз к подоконнику… Она в доме. Сидит у огромного круглого стола, напротив отчим с матерью сидят, улыбаются. О чем говорят – не слышно…

А утром она не проснулась… 

август, 2014

©Shiawase

Благодарю за ссылку на эту статью!