Снежные окна

Идею этого рассказа я «словила» буквально на ходу: стояла в автобусе и вдруг увидела одного человека. Именно с него, точнее с его рук, и начал раскручиваться сюжет в моей писательской голове. Я побоялась «потерять» мысль, а потому, ухватив одной рукой за хвост Музу, поручень и блокнотик с ручкой, которые всегда на такой вот непредвиденный случай ездят со мной в сумке, другой рукой торопливо рисовала закорючки. Пока автобус трясся по неровным после снегопада дорогам, я набрасывала пару предложений, которые потом могли помочь мне вспомнить ощущения, которые хотелось передать в рассказе. Но для меня всегда проще писать диалоги, а повествования и описания даются мне крайне трудно. Настолько трудно, что идея этой зарисовки появилась ещё перед Новым годом, а оформить её так, чтобы хоть как-то показать людям, смогла только сейчас. Для меня лично это новый опыт. А получилось или нет — судить моим читателям. 😉

Мороз захватил стекла в городском автобусе, нахлобучив на них белые шероховатые одежды. Едва ли не каждый пассажир, который оказывался рядом с окном, протягивал руку к замерзшему стеклу, чтобы потереть или поскрести словно бы алебастровую поверхность, за которой можно было разглядывать скользящие мимо улицы и машины.

Большой автобус был заполнен ровно настолько, сколько было сидячих мест. Покрутив головой, грузная тетка в норковой шубе вздохнула: ей явно хотелось куда-то уткнуть взгляд, и она решила смотреть в лобовое стекло – единственное не замерзшее в салоне. Пара девушек, облаченных в тонкий капрон и короткие юбки, выглядывающие из-под полушубков, увлеченно листали страницы в своих смартфонах. Парень в неплотно прилегающих наушниках слушал тяжелый рок на повышенной громкости, отчего звуки приглушенными хрипами и стуками разносились вокруг. Шелестела пакетиком, сначала доставая, а потом убирая проездной, бабуля в неповоротливом и сильно поношенном драповом пальто. Сидящая на двойном сиденье парочка влюбленных, тесно прижавшись друг к другу, шепталась, рассеивая вокруг бриллиантовые всполохи глаз. Мальчишка с рюкзаком на спине примостился на самом краешке сиденья. Мужчина в дубленке, которая разве что не кричала о своей новизне и дороговизне, читал в планшете деловую книгу. Не громко в динамиках салона звучало:

И будет вечер белым-белым
С нитями звёздных рек.
Там, где рисует белым мелом
На тротуарах снег…

Постепенно автобус заполнялся пассажирами, которые сменяли друг друга на остановках. А окна в салоне по-прежнему были плотно забраны морозным покрывалом.

Тонкие и длинные, словно клавиши рояля, мужские пальцы потянулись к краю замерзшего стекла. Замерли ненадолго, а потом принялись аккуратно отыгрывать адажио на белом колком инее. То плотные подушечки пальцев едва заметного мексиканского оттенка слегка терли, стремясь к ларго, то крупные, ровно подстриженные ногти начинали быстро скрести, почти переходя на аллегро, то вдруг они останавливались, словно бы взяв неверную ноту и думая, как исправить начавшую портить слух увертюру. Едва заметные темные волоски по краю кисти придавали мужественную строгость творческой руке, которая явно не знала тяжелых забот о хлебе насущном. Пальцы вдруг опять принялись за проигрыш одной им понятной композиции, они двигались не спеша, уверенные, что цель будет достигнута. Когда на замерзшем стекле образовался маленький сугробик, большой и указательный пальцы осторожно подхватили его и, отделив от окна, медленно перетерли, стряхивая вниз прохладную воду…

Накрашенные темно-вишневым лаком длинные ноготки энергично поскоблили белый иней, а отблески от камней массивного перстня пробежались на салону солнечными зайчиками. Едва на стекле образовалось небольшое чистое пространство, как в него стал смотреть подкрашенный дымчато-серыми тенями голубой глаз. Сначала зрачок мелькал по улицам и машинам, словно бы пытаясь узнать знакомые места, а потом остановился и замер. Ровно до того момента, как стекло не начало опять затягиваться морозным инеем. На смену голубому глазу опять появились ухоженные крашеные ногти и стали затирать кружок для просмотра наружу…

С тихим хихиканьем две бледные правые ладони, сложенные в кулак, протянулись к заснеженным стеклам. Задняя сторона каждого небольшого кулака прилипла к окошку, задержавшись на долгие пару минут. Потом гладкие шустрые пальцы по очереди начали ставить вокруг большого отпечатка пять маленьких. Шепот и сдавленный смех сопровождали рождение на стекле нескольких следов маленькой ножки. Спустя несколько минут следы почти перестали оставляться, потому что кулаки, кожа на которых покраснела, уже плохо отогревали замерзшее окно. Автобус остановился, и пальцы быстро дорисовали на оконной ножке отпечатки. Послышался быстрый топот, прыжки на землю, двери автобуса закрылись, и он тронулся дальше …

К стеклу задумчиво протянулась красная с белыми сердечками варежка. Вязаное полотно легко снимало светлый налет, оставляя шерстяные ворсинки на прозрачной поверхности. Варежка не спеша очищала сначала кружок, затем стала увеличивать охват, и вот уже на окне появилось сердечко в белоснежном обрамлении инея. Когда фигура была готова, варежка исчезла, словно бы давая всем посмотреть на плоды своей работы. Через несколько минут стекло опять начала заволакивать изморозь. И варежка опять устремила к окну белые сердечки, снимая бледный слой, мешающий смотреть на улицу. Потом, словно бы устав бороться с морозными причудами, варежка перестала прикладываться слишком часто. Однако ещё долго возвращалась, подправляя нарисованное сердечко…

Маленькие мальчишеские пальчики осторожно и быстро потерли самый уголок холодного окна. Мгновенно оттаяло небольшое окошко. Горячая ручка ненадолго отстранилась, а потом принялась опять коротко прикладываться, захватывая чуть больший круг, пока не появилась окружность, размером с большое яблоко. Пальчики то грели стекло, то пропадали, а потом возвращались опять горячие, словно бы и не охлаждались о морозную поверхность окна…

Вечером в опустевшем автобусе начавшие покрываться мелкими морщинками руки, которые весь день считали купюры и монеты, принялись развешивать разноцветную мишуру. Ногти, с отошедшим на краях лаком, подцепляли краешек клейкой ленты. Пальцы, покрывшиеся серым налетом усталости, втиснувшись в отверстия ножниц, отрез́али ленту и приклеивали ею блестящую и шуршащую змейку.

А натруженные, чуть узловатые, крупные ладони, пропахшие бензином и машинным маслом, в это время приклеивали снежинки. Пальцы с темными ободками под ногтями смачивали влажной тряпкой поверхность стекла и быстро прикладывали ажурную бумажку. Ладонь твердо прижимала тонкую снежинку, которая за ночь схватится накрепко и продержится до весны. Или до тех пор, пока чьи-нибудь любопытные пальцы не захотят взять себе на память сувенир из автобуса…

Благодарю за ссылку на эту статью!